Роман Носов – выпускник НГУЭУ 2005 года по специальности «финансы», а позже — аспирантуры по специальности «рынок ценных бумаг, оценочная деятельность» (2008 год). Сегодня он директор по работе с состоятельными клиентами «БКС Мир инвестиций». О том, как НГУЭУ научил Романа Носова постоянно учиться, о том, как спор с научными руководителями при написании кандидатской заложил основу его характера и достижений, он рассказал проекту «Истории успеха».
БЛИЦ-ОПРОС
— Охарактеризуйте НГУЭУ несколькими словами.
— Классная команда, лучшие из лучших.
— Ваше любимое изречение или девиз?
— «Фондовый рынок — это не место, где кому-то что-то нужно доказывать, это место, где нужно зарабатывать».
— Три книги, которые повлияли на Ваше становление.
— Назову книги, которые читаю несколько раз — и каждый раз нахожу что-то новое.
Себастьян Маллаев «Денег больше, чем у Бога» — это про индустрию хедж-фондов.
Когда из специалиста практических профилей ты переходишь на руководящие позиции, нет лучше автора, чем Ицхак Кальдерон Адизес. Когда его читаешь на разных жизненных этапах, ты читаешь там совершенно разные вещи, чтобы здесь найти какие-то решения в повседневной деятельности.
И наконец — все, что связано с футурологом Ювалем Ноем Харари. Он очень необычный автор, у него пять-шесть книг, самые известные, наверное, «Sapiens: Краткая история человечества», «Homo Deus: Краткая история завтрашнего дня».
— Начнем с детства: почему Вы выбрали нархоз?
— Думаю, нам всем хочется, чтобы наши дети были сознательны, но на самом деле большая часть людей, поступающих в вузы, ориентируется на родителей. У меня сейчас старший сын в десятом классе учится, и я ему рассказываю: для того, чтобы в современной системе иметь конкурентное преимущество, уже в десятом классе нужно участвовать в огромном количестве разнообразных олимпиад. И если ты не на 100 баллов напишешь свой профильный ЕГЭ, то тебе будет достаточно дополнительных баллов, чтобы хватило для поступления в нужный вуз. Очень мало кто знает, что это так работает. И сын вроде бы слышит и понимает, но пока не очень хочет, на самом деле, это принимать, ведь у десятиклассника очень много других очень важных потребностей: поспать, погулять, в компьютер поиграть, подумать о противоположном поле. Я был ровно точно таким же, я поздно повзрослел. Для меня самым главным авторитетом в жизни был отец. Коль скоро он учился в нархозе, то сказал, что у меня два варианта: либо быть врачом, как мама, либо экономистом, как он. А если экономистом, то только сюда. Так что это был, на самом деле, выбор отца. Я осознал, что нахожусь в очень хорошем месте, только на втором курсе. А на первом курсе я оценил атмосферу и людей. С огромным удовольствием вспоминаю это время как самое прикольное, самое светлое в жизни. Никаких подковерных игр, все ребята были намного сильнее, чем я — то есть я немножко случайно сюда попал, тогда как многие из них абсолютно осознанно сюда приходили. Помню, как мне не хватало знаний, и мы собирались с ребятами, старшие мне помогали, подтягивали меня. Я им очень благодарен за это.
— Что повлияло на дальнейший выбор специализации?
— Наверное, так не очень хорошо говорить, но рейтинг кафедр всегда был. В нулевые Новиков Александр Владимирович (рынок ценных бумаг, оценочная деятельность) очень сильно отличался от всех тех, кто здесь работал, и уровень был разный. Поэтому все говорили: если вы хотите быть лучшими, вам только туда. То есть я выбрал самую крутую на тот момент кафедру.
— Получается, Ваш дальнейший путь полностью соответствовал направлению обучения?
— Самое большое счастье, что удалось учиться по профилю. Действительно классно, что цепочка не прерывается. Полученные сначала теоретические знания объединяются с практическими, особенно если есть возможность их регулярно обновлять. У меня сейчас очень много молодых специалистов, в обучении которых я использую наработки, которые в свое время сначала получил здесь как студент, а потом как преподаватель.
— Что запомнилось из учебы?
— Все предельно просто было на каждом этапе — бакалавриат по экономике, затем специализация, «финансы», в финале сначала выпускная работа, потом дипломная.
Мне повезло — были очень хорошие преподаватели, которые могли мотивировать и заинтересовывать. Я осознал ценность обучения только на втором курсе. Была очень привлекательная во всех отношениях женщина, преподаватель по философии, она объяснила нам, что учиться — это интересно. Собственно, с этого момента и начался полноценный процесс трансформации молодого балбеса в человека, который начал строить свой путь.
Также и в моей семье был очень грамотный человек, он мне сказал: «Чтобы тебе было интереснее писать выпускную работу на четвертом курсе, вот тебе небольшой стартовый капитал. Напиши хорошую работу, по этой модели запусти проект, и если ты на нем что-то заработаешь, то вся прибыль будет твоя». Человек был очень мудрым, он был абсолютно убежден в том, что возвращать мне эти деньги не придется, главное было — меня мотивировать. Так все и получилось.
На выпуске она была признана одной из лучших работ, кажется, третьей, мне подарили, как это часто бывает, книгу, еще что-то там, и я был очень доволен, мне тогда очень понравилось быть в центре внимания. Но в дальнейшем, на пятом курсе, уже на специализации, я попытался немножко схалявить. Я увлекся практической деятельностью, хотелось за деньгами поохотиться, тем более возможности тогда были, а диплом защищал на основе той самой работы, лишь немного ее дополнив. Но мне преподаватели показали, что здесь не получится «ехать на том же самом», мне одному из немногих за дипломную работу поставили «четыре». Потом Александр Владимирович подошел ко мне и сказал: «Рома, не расстраивайся, мы тебя и с четверкой возьмем в аспирантуру, но, пожалуйста, больше так не делай».
— А какую тему Вы взяли в аспирантуре?
— Собственно, в аспирантуре у меня была яркая нестандартная тема, она и сейчас актуальности не потеряла, — оценка инвестиционной привлекательности хедж-фонда. Это юридическая конструкция, очень плохо встраиваемая в российскую правовую систему. У нас прекрасно встраивается все, что связано с коллективными инвестициями, в ПИФы, было еще и такое направление, как общие фонды банковского управления, которое не выжило абсолютно. Сейчас уже с практической точки зрения я вижу, что самая идеальная точка приземления — это модель индивидуального доверительного управления. Это достаточно широкая инвестиционная декларация, которую можно менять. На тот момент я этого не знал. Мне казалось, что мне нужно всем доказать, что хедж-фонд — штука гораздо более современная, прикольная и классная, чем обычный ПИФ. Но мне очень четко дали понять, и Егор Евгеньевич [Алексеев. – ред.] был против, и Александр Владимирович мне сказал: «Роман, доказывать и переворачивать мир будешь, если захочешь быть доктором наук. А кандидат — это не тот, кто переворачивает мир, это тот, кто показывает наличие знаний, факт того, что ты ознакомился с трудами великих финансистов, экономистов, и что твой набор фундаментальных знаний достаточен. Поэтому для того, чтобы стать кандидатом наук, нужно взять простую общепринятую, хорошо защищаемую тему, поменять название».
Но поскольку у меня всегда присутствовали элементы легкого бунтарства, я уперся. Уважаемые люди тоже уперлись. Мы оказались в состоянии клинча. И я получил документ, в котором написано, что я окончил аспирантуру без предоставления кандидатской — хотя она у меня была написана, просто ее не приняли. И очень долго я доказывал миру и себе, что тема актуальна, что все это рабочие модели.
В принципе, это, наверное, один из главных таких жизненных пенделей: практически через всю сознательную жизнь, через два десятилетия я пронес идею о том, что себе и окружающим нужно доказать, что это классная штука и она работает. В итоге считаю, что я один из лучших в своем деле в стране, поэтому легко везде захожу, общаюсь с самыми разными людьми. Мой опыт мне помогает.
— Ваш путь интересен: получается, он опровергает расхожий сегодня тезис о том, будто фундаментальное образование устарело и не носит прикладного характера по отношению к бизнес-деятельности?
— Я бы так сказал: масштаб фундаментальных знаний, который можно было получить в НГУЭУ, долгие годы опережал всю ту практику, которую пытались применить в России. Почему? Потому что все, что касается рынка ценных бумаг, все, что касается производных ценных бумаг, в превалирующем числе случаев было копией западных моделей без погружения в теорию. То есть специалисты ездили на Запад, в США, в Европу, видели уже готовое решение, потом его пытались каким-то образом фрагментировать, раскладывать на составные части и копировать. Очень часто в итоге получались далеко не самые эффективные копии. А создание хорошего решения по-другому идет: сначала это идея, потом это эскиз, драфт, макет, потом какой-то аудитории ты эту информацию предоставляешь, она дает тебе обратную связь, ты дорабатываешь, снова показываешь, снова дорабатываешь. Всем этим приемам меня научил нархоз. Точно так же, допустим, в случае с написанием кандидатской диссертации. Для того, чтобы сделать хорошее решение, нужно много этапов, и это не простое копирование. Если где-то кто-то что-то списал, позаимствовал, опытные преподаватели, члены ученого совета моментально поймут, как написана работа, это понятно через несколько слов уже.
— Получается, что Ваша история успеха сплетена из очень хорошего базового образования, собственного желания, умения и интуиции. Даже когда все говорили: «Тема диссертации не та, поменяй», — Вы следовали своему пути. Что помогает держаться своей линии?
— Может быть, случайность в виде пинков судьбы на моей стороне. Мне кажется, что легкий дух соревновательности или желание, умение доказывать себе и окружающим, что ты способен на чуть большее, очень сильно помогает.
Вообще, одна из главных составляющих успеха — это четкое осознание того, что чем глубже ты копаешь, тем медленнее и на меньшее расстояние ты будешь двигать стену перед собой. То есть сначала это прыжок, потом это шаг, а потом уже сантиметры или миллиметры. Вспомним историю становления бизнеса в России: в девяностые достаточно было, не обладая фундаментальными знаниями, большим капиталом, связями, просто занять хорошую нишу и стать очень успешным бизнесменом. Сейчас не так. Просто прийти и что-то сверхуникальное найти, наверное, можно за счет научно-технического прогресса, но эти ниши очень быстро занимают, в том числе крупными компаниями. Но в этом нет проблемы, потому что если правильно подходить к этому вопросу и развиваться, и кстати, вот этому очень хорошо учат в нархозе — постоянно всю жизнь учиться, — тогда, даже за счет этих очень маленьких шагов, ты будешь двигаться дальше.
К вопросу об интуиции — есть хорошее выражение: «Интуиция — это четко структурированный и формализованный опыт». Очень многие не любят нудятину, гораздо проще сказать, будто обладаешь какими-нибудь уникальными качествами от рождения. Но от рождения человек обладает определенным набором реакций и двумя страхами: страхом высоты и страхом громкого звука. Вот все остальные страхи — приобретенные. Так вот, интуиция — это в чистом виде формализованный, трансформированный, упорядоченный опыт. Можно представить себе знания как огромную библиотеку. Практически невозможно с помощью человеческого мозга хранить все знания детально, но очень важно, чтобы внутренняя библиотека четко давала тебе понять, где что лежит. Допустим, для решения такой-то задачи тебе могут понадобиться конкретные знания. Но плюс к этому должно быть то, чему учат на первом, втором и третьем курсе: это знания, которые позволяют причесывать твои мозги, это само умение учиться.
Допустим, совсем недавно я решил, что у меня есть определенные пробелы в математике, и мне это не нравится: плохо помню систему уравнений, разучился считать столбиком, потому что калькулятор всегда под рукой. Я посмотрел на своих сыновей, которые обязательно занимаются каждую неделю математикой, английским, русским, — и для того, чтобы мне тоже было веселее, я вместе с ними, частично изучая их программу, занимаюсь с репетитором из Новосибирска. У меня есть день, когда я могу остаться дома, с утра приходит репетитор по математике, и я вместе с ним обновляю свои знания школьной программы. Это пример того, что в моей библиотеке на полочке нет нужных книг, но я увидел, что они могут мне неожиданно пригодиться, поэтому решил при наличии свободного времени поставить их туда, обновить библиотеку. Умение учиться — очень хорошее качество. Это, наверное, и есть универсальный механизм успеха в любой индустрии.
— Вы упоминали футурологию. Как она помогает?
— В целом есть два базовых подхода к финансовым стратегиям: подход сверху вниз и снизу вверх. Снизу вверх — это когда мы берем какие-то элементы в бизнесе компании, сильные, слабые, анализируем, из кубиков составляем некий эффективный портфель.
Но в индустрии хедж-фондов гораздо важнее умение быть подвижным, найти какую-то идею в макромасштабе и, четко видя всю картину, фрагментировать ее и прийти к какому-то портфелю.
Портфели по первому и второму подходу могут оказаться абсолютно идентичны, но механика их составления и алгоритм, с помощью которого выбираются лучшие истории, с разных сторон идут.
Вся финансовая индустрия стоит на проекциях будущего. Всем известен классический фундаментальный анализ, где считаются математические, статистические и прочие модели на стыках разных наук на 12 месяцев вперед. Допустим, в один временной интервал у меня великолепно работала модель, построенная исключительно на выкладках из учебника по физике за шестой-восьмой класс, все, что с пружинами связано, — оно работало. Но футурология — это то, что смотрит в будущее на горизонте 12 месяцев плюс.
Огромное количество очень крутых специалистов немножко близоруки, они смотрят только на 12 месяцев. А для того, чтобы быть мыслить как футуролог, нет лучше решения, чем почитать Юваля.
— Что бы Вы посоветовали студентам, абитуриентам?
— Не бояться. Огромное количество молодых людей боятся совершать ошибки, и это очень большое и существенное препятствие на их жизненном пути. Я всем ребятам, особенно молодым, которые приходят в мою команду, говорю следующее: «Если ты 10 раз неправильно решишь какую-нибудь задачку, которую я тебе ставлю, в этом не будет проблемы. А вот если ты мне сходу скажешь, что в этой задачке нет решения, то ты мне будешь прямо совсем не нравиться». Молодежи нужно прививать ощущение того, что не страшно ответить неправильно, страшно не пытаться найти решение даже для тех задач, у которых, кажется, нет решения. Нобелевские премии получают люди, которые закрывают решение тех теоретических задач, у которых, казалось бы, решения нет в современной науке. Мир не стоит на месте, решения находятся.
— Да уж, ведь если родители часто говорят: «не трогай», «не делай», — то уже с детства формируется такой базис…
— Да, простой пример, совсем недавний. Я очень внимательно следил за специалистом в одном из отделов, нашел в нем достаточное количество качеств, которые подходят для того, чтобы он помог мне реализовать определенные проекты. И казалось бы, осталась формальность — я ему написал: мол, есть такой-то проект, соглашайся, все будет хорошо, у тебя в том числе и финансовая составляющая вырастет. Он мне ничего не ответил. Я очень сильно удивился, потому что обычно общаюсь с людьми, которые мне не отказывают. Я приехал в Новосибирск, отдельно с ним встретился, причем не было возможности в отдельном кабинете поговорить, мы с ним были на лестничной клетке, и он стоял, как бы вжавшись в уголок. Я ему говорю: «Слушай, я очень много людей принимал на работу, по 90 кандидатов рассматривал на позицию, и сейчас говорю: ты мне подходишь. Нужно будет делать то-то и то-то, просто дай мне формальное согласие, и я тебе все расскажу». А он отвечает: «Я боюсь, мне кажется, я не справлюсь». Я начинаю ему объяснять, что он уже прошел вот этот первый тест, у него есть все, что мне нужно. Он опять: «Я боюсь, что я не справлюсь», — и мы заходим на новый круг. Это мощнейшая установка, и я понимаю, что нам с ним может помешать только это — если он реально решит, что к этому не готов, что чем-то не обладает, какими-то познаниями. Все препятствия только в ней.
— Как Вы подходите к подбору команды?
— Я говорил о книгах Ицхака Кальдерона Адизеса. Смотрите, классика финансового мира — это яркие индивидуалисты. Есть такой термин — «одинокий волк», есть очень плохая такая картинка в фильме «Волк с Уолл-стрит», она прямо как настоящий жупел про нашу индустрию. А хорошим был бы фильм, где выстроена высокоэффективная команда, когда подбираются люди, которые как тетрис складываются между собой, и вместе они настоящая сила. То есть у самого уникального человека все равно есть предел физических способностей. В моей команде есть звездные люди, и я ценю их, но с ними очень много проблем: как только они осознают свой звездный статус, то начинают требовать уникальные райдеры. Чтобы к ним было особое отношение, чтобы они не попадали в единую систему координат, чтобы их система мотивации, оплаты отличалась от всех остальных, — и это разрушает команду. А команда – это главное. Можно найти пять-шесть не таких звездных людей, но когда они соберутся вместе, они будут непобедимы.
Беседовала Екатерина Шевченко